Записки полиграфиста. Отрывок
Многие родители одноклассников запрещали им дружить со мной, и как-то на классном собрании одна девочка-отличница сказала: «Давайте Саше соберем деньги на школьную форму!» Правда была в том, что я донашивал после братьев многие вещи, а бесплатная школьная форма покупалась мне государством раз в два года. Мальчик я был весьма энергичный, гулял по стройкам и чердакам, подвалам и бомбоубежищам. Иногда на Синопской набережной мы прыгали в проходящие товарные вагоны и ездили кататься по городу. Одежда в буквальном смысле «горела» на мне, и это было проблемой. Как-то одна благообразная женщина подошла ко мне в трамвае и сказала: «Мальчик, у меня от сына осталось много хороших вещей. Вот тут на бумажке записан мой телефон, пусть твои родители позвонят мне, и я все это отдам им». Мой вид беспризорника производил впечатление, но меня лично это не беспокоило.
Мысль заняться, как сейчас модно говорить, бизнесом тогда была популярна у всех уличных пацанов. Отличники и хорошисты в этом не участвовали и представляли собой рынок сбыта. По выходным дням мы собирались группой по три- четыре человека и ехали на Дворцовую площадь выпрашивать жевательную резинку у иностранцев. Если иностранец упрямился, тогда предлагали ему «ченчь» — обмен на октябрятские значки и пионерские галстуки. Именно тогда я усвоил первые финские слова «порукуми ё?». Дело в том, что в Ленинграде в семидесятые годы стали появляться различные модные капиталистические штучки — сигареты, пластинки, резинка, джинсы, против распространения которых стойко воевали комсомольские оперативные отряды. Нам же очень нравились все эти заморские чудеса, и когда можно было выручить 50 копеек за пластинку резинки и два раза сходить в кино, то это представлялось хорошим доходом. Вопрос был в том, где брать все эти товары?
Естественно, что таких желающих было достаточно, как и тех, кто подкарауливал нас в подворотнях и силой отбирал «заработанное». Поэтому мы устраивали тайники по всем туалетам и парадным вокруг площади. Выпросил пачку «жевачки» (5 рублей!) и бежишь в специальное место ее прятать. Потом как-нибудь вечером после школы обходишь укромные места и все забираешь, чтобы на следующий день продать в родной школе. Мы не понимали, что занимаемся своего рода попрошайничеством, и считали, что советская символика пользуется спросом. Такой вот бизнес!
Как-то обменяв у французов на два значка две пачки сигарет (пачка стоила 3,5 рубля на черном рынке!), я направлялся уже домой, довольный собой, когда увидел двух здоровенных комсомольцев, преградивших дорогу. Как обычно, я рванул в противоположную сторону. Дело было в выходной день, и по Дворцовой набережной прогуливались горожане. Один из этих двоих явно был в беге получше меня, и я уже чувствовал, как он меня догоняет и вот-вот схватит за школьный пиджак. Наученный братьями, я сгруппировался и рухнул на мостовую — детина-комсомолец со всего маху перелетел через меня и сбил жену морского офицера. Увидев такое безобразие, моряк с ходу влепил пару раз «хулигану», разбив тому очки и повесив хорошие синяки. Меня уже крепко держали другие оперативники и, объяснившись с офицером, повели в укромную комнатку Эрмитажа. Там был штаб комсомольского оперативного отряда. Бить меня не стали, обыскали и изъяли добычу. Потом позвонили домой и составили какую-то бумагу. К счастью, этот эпизод закончился для меня благополучно — старший брат поблагодарил комсомольцев за отличную работу и пообещал строго наказать. Комсомолец в синяках прочитал своеобразную проповедь о советских пионерах, и меня отпустили домой. Беседа с братом завершилась обещанием не ходит больше на площадь, что я и сделал в будущем.
